Тема встречи - № 15
Иван Сергеевич Тургенев
(1818 – 1883 г.)
«Через страдание - к жизни»
Через страдание - к жизни
~ ~ ~ ~ ~
В литературной судьбе Тургенева многое заслуживает внимания по странности и несправедливости.
Как только Тургенев написал в 1852 г. «Записки Охотника» и несколько лет спустя «Рудина», он на всю жизнь был посвящен в писатели «с общественным направлением». С тех пор в его творчестве прежде всего и больше всего ждали и искали ответов на живые вопросы современности, постановки новых общественных задач; этот элемент его романов и повестей один собственно и учитывался серьезно и внимательно руководящей критикой 50-х – 60-х годов; он считался как бы обязательным в тургеневском творчестве. Не найдя его в каком-нибудь вновь появившемся произведении нашего романиста, критика была недовольна и делала автору довольно строгий выговор за неисполнение им своих общественных обязанностей, а если наблюдала один за другим целый ряд таких «упущений», то, случалось, высказывала жесткое мнение, что вот, де, некогда любимый и ценимый писатель «исписался», пошел назад и теряет талант. Такое отношение критики из 60-х годов перешло по наследству в 70-е годы, пережило самого Тургенева.
Односторонность и ошибочность такой оценки тогда же давала себя знать некоторыми зловещими симтомами: Тургеневу, собственно, почти ни разу не удалось соединить на крупном, боевом романе сколько-нибудь единодушно своих критиков; он был общепризнанным изобразителем важных вопросов современности и ни разу в широкой мере не оправдал надежд, возлагавшихся на него большинством заранее, по доверию и привычке. Люди добровольно и нетерпеливо собирались тесной толпой вокруг того, кого признали своим пророком, и едва он раскрывал уста для пророчества, в толпе его поклонников начинались ожесточенные споры и несогласия, слышалась противоречивая критика, раздавались хулы и брань на пророка. Единственный раз, кажется, когда его речь была выслушана и принята всеми без спора, при общем дружелюбном согласии, хотя в ней почти совсем не было пророчества: я говорю о «Дворянском гнезде», которое, по свидетельству Анненкова, соединило и примирило всех в дружном признании. Все это было довольно странно.
Был и другой неблагополучный признак. В идейные вожди той стремительной, кипучей эпохи, когда все пришло в движение и борьбу, когда всякая идея стала боевым лозунгом, а всякая встреча – битвой, был посвящен художник, личность и талант которого менее всего отличались крепостью и боевым закалом, натура, полная широты, мягкости, раздвоения; что говорить, если он не мог выполнить своей роли так, как это требовалось, даже тогда, когда он говорил то, что было нужно, его голос слишком тонко и сложно вибрировал, был «не совсем тверд», как у его Юния, и судьбу этого несчастного поэта должен был за это иногда разделять сам автор.
Относительно Тургенева - забыто мудрое правило Гете: поэта можно понять только на его собственной почве. Тургенев не был «писателем–гражданином» по призванию, хотя и связывал все крупные свои произведения с важными и даже жгучими темами своей бурной эпохи; эта связь была тогда во многом неизбежна для всякого писателя сколько-нибудь чуткой совести и просвященной мысли, - тем и другим Тургенев обладал в высокой степени. Но его интерес к общественной жизни был лишен жара и энтузиазма, носил скорее характер внимательного анализа; больше всего он был художником-поэтом. Это определяет характер отражения современности в его творчестве: во всех даже наиболее «гражданских» произведениях Тургенева замысел представляет из себя прежде всего задачу художественную, и вопросы психологические, бытовые, общественные в широком смысле поглошают собою темы «гражданские».
Затем, несмотря на то, что Тургенев создал целый мир самых разнообразных фигур, ярких и полных жизни, изобразил несколько крупных моментов нашего культурного развития и воссоздал уникальные картинки старого быта, все-таки его главная область - не широкие очерки общественных настроений и не быт, а интимная психология, и обширная картина целой эпохи, данная в его произведениях, слагается из отдельных этюдов и миниатюр, выбранных и исполненных с необычайным мастерством и чуткостью. Наконец, хотя Тургенев склонен был считать себя писателем объективным, в таланте его явственной, несмолкающей ноткой звучал особый, мягкий, элегический лиризм, дававший себя знать не только в подробностях, но и в общей концепции произведений; его художественно-поэтические замыслы рождались и находили себе форму в тесной связи с интимными особенностями его личности, с ходом его развития и личными судьбами. В эту «страну поэта» менее всего заглядывала критика, все чаще о нем писавшая, довольствуясь отражением в его творчестве современных общественных мотивов - одним отблеском одной грани крупного поэтического алмаза...
Прежде всего важно отметить, что Тургенев обладал очень медленно развивавшимся и поздно сложившимся талантом. Впервые вступил он на литературную дорогу 25-ти лет и через три года решил, что это - не его дело. Если даже считать, что литературное призвание прочно осознанно им в эпоху «Записок Охотника», то ведь «Хорь и Калиныч», вернувший Тургенева, по его словам, к литературе, вышел из-под пера уже 30-летнего автора, а закончена была серия этих знаменитых рассказов, после которой он мог впервые счесть себя выдвинувшимся писателем, на 35-м году жизни. Затем, как ни важна сама по себе, как ни высока в литературном отношении народная полоса в творчестве Тургенева, нельзя считать на основании её в 1852 году вполне определившимся талант писателя, главным призванием которого было изображение психологии культурного класса. Даже несколько лет спустя, после «Рудина» и ряда повестей, в начале 1857 года, вступая в 40-й год жизни, Тургенев в припадке хандры дает себе такую оценку: «Таланта с особенной физиономией и цельностью у меня нет; были поэтические струнки, да они прозвучали и отзвучали. Повторять не хочется. В отставку!» - пишет он Боткину. Лишь после «Дворянского гнезда» единодушная восторженная оценка рассеяла его сомнения; он определенно почувствовал себя призванным давать широкие, значительные картины современной культурной жизни России и быстро ответил на это двумя первоклассными созданиями («Накануне» и «Отцы и Дети»).
Таким образом, можно сказать, что талант И.С. Тургенева вполне раскрылся лишь к 40 годам жизни. Так же медленно складывался и зрел в нем внутренний человек. Помимо сильного художественного дарования, способности схватывать и передовать живую прелесть жизни, интерес и красоту ее слитной многоцветности, Тургенев обладал очень крупным умом, и склонность анализировать жизненные явления и разбираться в них при помощи общих идей отличала его в значительной степени от других писателей. Бессознательный художник жил в нем рука об руку с человеком, всегда размышляющим тонко и отчетливо.
В последний год жизни Тургенев напечатал свои «Стихотворения в прозе», которые ввели в нашу литературу новый жанр. Эти отклики души на впечатления момента, пережитого лирически, глубоко и сложно, облеченные в сжатую значительность и красоту поэтического слова, произвели очень сильное впечатление и породили ряд последователей новой привлекательной и трудной литературной формы, оставшись до сих пор высшими ее образцами. В них Тургенев затронул едва ли не все основные идеи своего творчества и дал важнейшие черты своей нравственной личности. Тут выражено горячее сочувствие всем обделенным жизнью, преклонение перед силой самоотверженной любви и перед величием подвига, увлечение поэзией и прелестью молодой жизни и любви, тонкое и свежее чувство природы; здесь - с другой стороны разлито и горькое сознание одиночества, ужас перед величием и безответностью стихий, перед ничтожеством человека и беспощадным разрушением смерти, тяжелое чувство от лжи, пошлости и глупости человеческой. Тут, наконец, и горячая любовь к родине, к деревне, к русскому народу, его языку и литературе. Одно из лучших стихотворений «Порог», дающее серьезный драматический образ девушки-революционерки, резюмирует трагический смысл целой полосы русской жизни. Особенно сильное выражение получила в этой своеобразной лирике та скорбная печаль, которая в мягкой, элегической форме отзывается чуть ли не во всех произведениях Тургенева. Скорбь эта коренилась в глубине его натуры и питалась складом личной судьбы, но не носила узкого или мизантропического характера; в этой душе широкого горизонта, глубоко понимавшей жизнь и не обольщавшейся никакими иллюзиями, меланхолия чаще принимала вид мирового, философского пессимизма и была бессильна замкнуть его сердце для всех истинно человеческих чувств. Общее значение Тургенева признано и установлено.
Давши в «Записках Охотника» и народных повестях высший художественный ответ эпохи на очередной мучительный вопрос о положении народа, он обратился к изображению широких, преимущественно интеллигентных слоев нашего общества и охватил огромную полосу русского развития, начало которой теряется в 18-м веке, а конец близко подходит к 19-му столетию. Здесь он развернул широкую картину жизни помещичей усадьбы, провинции, столицы не только в культурно–бытовых ее основах, но, главным образом, со стороны внутренних интимных переживаний. Наконец, движущие силы этой среды, выделявшие непрерывно на ее поверхность новые, живые элементы, нашли себе в Тургеневе изобразителя, единственного по широте и чуткости. За целые полвека все ходы и повороты нашего общественного развития отразились в длинном ряде живых и ярких образов художника. Какие бы недостатки и пробелы ни признавали мы за этими отражениями, остается незыблемым, что Тургенев был первым и лучшим деятелем в этой области, что русское общество до сих пор учится видеть и понимать важные этапы своего недавнего прошлого сквозь призму тургеневской художественной интерпретации, осмыслившей их с первого момента.
Быть может, еще сильнее - общее культурное действие тургеневского гения. Многие поколения обязаны ему известной долей своего духовного существа, сложившись и продолжая складываться под незаметным могучим влиянием психических импульсов, разлитых в его произведениях. По этим произведениям давно начали воспитываться, учиться жить и чувствовать. Это - красота и поэзия мира, прелесть человеческого интимного чувства и ценность свободной личности, поднимающейся до широкой общечеловеческой солидарности.
А.Г.Сидоров.
(Россия). Сидней, Австралия. 10.04.2013