Литературный кружок "Жемчужное Слово"

     Когда они шли куда-то вдвоём, то выглядело это немного неуклюже и как-то нелепо: она – семенящая мелким шагом, переваливающаяся с ноги на ногу, точно гусыня, в каких-то непонятного размера одеждах, испачканных, грязных и скомканных, как лист выкинутой бумаги, и он – высокий и тощий, весь в пёстрых, ворсистых лохмотьях, словно разбуженный посреди зимы медведь-шатун; слегка горбится и втягивает голову в плечи – стесняется занимаемого им места в пространстве. Иногда они держались за руки, и тогда моё сердце наполняло безразмерное чувство теплоты, в своей избыточности переливавшееся наружу и расползавшееся по всему телу, а уголки губ сами собой подпрыгивали вверх, крепясь на лице широкой и мягкой улыбкой. Она выглядела беззащитным карапузом, а он, слегка выдаваясь вперед, по-отечески заграждал её собой.  Так всё это смотрелось со стороны, когда они шли по территории мимо моей будки.

     Возле трубы тепловой магистрали, проходящей вдоль самой кромки берега, они сладили себе палатку из какого-то непонятного разноцветного материала и коротали ночи в ней, зарюхавшись с головой во всевозможные, собранные со всех улиц города старые, драные одежды. Несколько раз я видел с ними совсем ещё маленькую белобрысую девчушку и немного обеспокоившись, решился спросить. «Это доча» - ответил он. И с этого самого его ответа внутри меня поселилось неприятное и нудящее чувство долга, заострившись до такой степени, что каждый раз, пуская свои мысли в вольный полёт, я постоянно натыкался на него и мне становилось не по себе, потому что: а правильно ли вообще, что она ходит с ними? Впрочем, вскоре это прекратилось – доча перестала появляться; я не спросил почему, но подумал, что так оно, конечно же, лучше.

     Для себя я решил, что буду с ними общаться всегда вежливо и уважительно и вообще помогать тем, чем смогу, потому что, хоть дочи больше и не было видно, но мне казалось что и им тоже я немного обязан. Всё-таки это не хорошо, когда ты имеешь то пусть даже самое обычное и естественное для большинства людей, что, собственно, и составляет основу нашего существования, а кто-то не имеет даже этого и живёт так, что смотреть на него в общем-то больно. Они просили у меня кипяток, соль, иногда приносили заваривать лапшу, но чаще отдавали на зарядку телефоны. Она всегда улыбалась и была приветлива, но что бросилось мне в глаза  с самого первого раза - ровные и очень белые зубы, несколько смешно и даже вычурно смотревшиеся на коричневом от загара и грязи лице. «Добрый день, поставь, пожалуйста, телефон», «А у тебя не будет случайно соли?», «Нам бы тут кипятку – картошку заварить». Он, что несколько резало моё ухо, обращался ко мне на вы: «Мы вам уже, наверно, надоели» - это про телефоны, «Витя, вы не знаете, где Константиныч?», «Можно взять лопату?». Работа для них иногда находилась тут же, на территории – подмести мусор, снести раскиданные по всем углам бутылки и коробки в мусорные баки, натаскать металлолома. Иногда директор их забирал с собой на целый день – строил дачу, и тогда вечером они шли обратно все вымазанные в какой-то ржавчине и растворе, с подранными штанами и рубахами. И он держал её за руку.

     Я никогда не заводил с ними долгих разговоров, и всё наше общение протекало в основном в несколько утилитарном русле. Мне очень хотелось избежать того момента, когда они меня попросят о чём-то, чего я не смогу сделать, скажем, в силу своей лени или жадности. Я почему-то был уверен, что такой момент обязательно настанет, и мне заранее было немного неудобно и стыдно перед ними. С каким же облегчением я вздохнул, когда однажды на её вопрос «У тебя не будет ста рублей занять до следующей смены?» ответил «Нет» и тут же подошёл к своей куртке, нащупав в кармане ровно ту сумму, которой мне хватало только на проезд до дома. Я никогда и не брал с собой больше. Это была их единственная просьба, которая превышала границы моих возможностей. В остальном всё было стандартно: телефоны и кипяток. По мере увеличения разнообразия моделей телефонов, отдаваемых мне на зарядку, моё чувство обязанности затухало всё больше и больше. Иные телефоны я бы, к примеру, не мог себе позволить.

     Ближе к октябрю месяцу ветер разметал их хлипенькую палатку, украсив её ошмётками близлежащие деревья и трубы, а сами они перебрались куда-то в другое место, но неподалёку, потому что как и прежде приносили телефоны и приходили подработать, если была такая возможность. Их лица и руки изрядно почернели – мыться было негде. Приветливая летом река, сейчас уже неприятно обжигала холодом. Сами они кутались в безразмерные рваные ватники и толстые трубоподобные штаны все в масляных, отливающих глянцем пятнах.

     В последний раз я видел её немного пьяную. Она пришла ко мне пошатываясь и протянула разобранный телефон с подзарядным в грязных, чёрных руках. Весело выругала телефон матом, хмельно улыбнулась и сказала, что завтра утром он придёт и заберёт его. 

****

     Вечером, после обхода, я люблю пройтись по берегу и посмотреть на реку, на то, как свет городских огней окрашивает небо во все оттенки лилового, и как огромные прожекторы и фонари расположенного по соседству завода мощно бьют вглубь реки, делая её по-дневному видной метров на двести-триста. Рыбаки любят это место и часто остаются с ночёвкой. Но это летом. В тот вечер не было никого. Я смотрел вдаль, и пытался сквозь ночную темь уловить абрисы далёких сопок, что мне едва удавалось. С верховьев реки огромными белыми полями вниз, к морю, сплавлялись льдины, крошась своей кромкой о бетонные опоры танкерного причала, соединённого с нашим берегом небольшим мосточком. Льдины были похожи на упавшие в воду облака. В воздухе пахло снегом. На небе буквой «с» висела жёлтая луна. Наше небольшое улово было полностью забито бело-серым льдом и кое-где на нём особо нетерпеливые любители подлёдного лова уже успели оставить свои следы.

     - Она умерла вчера.
     Он подошёл со стороны, бесшумно, и встал рядом.
     Слева, где-то в километре от нас, городская набережная, собрав в кучу все свои бесчисленные аттракционы, американские горки и чёртово колесо била высоко в небо плотным столбом света. 
     -Мы похоронили её сегодня. Сами. Никуда не звонили.
     С правой от нас стороны над рекой цепью огней нависал мост, порыкивавший время от времени гулом проходящих по нему поездов; шумели и всевозможные машины, отбивающие своими колесами незамысловатый ритм на дорожных стыках моста.
     Я ничего ему не отвечал. Я и не знал, что отвечать. Да и надо ли.
     Я смотрел на противоположный берег реки и видел два невдалеке друг от друга расположенных зелёных огонька. Что это? Неужели забыли погасить створы? Хотя створы зелёным вроде бы и не горят.
     -Надо найти себе друга. Тяжело одному. Без друга.
      Рядом с нами пыхтела высоченная кирпичная труба, выдувая из своей прокуренной пасти серый дым, на самом её верху, возле горловины, рубиновым ожерельем примостились густые, красные огни.
     - Гляньте, Витя, посмотрите! – он вдруг воскликнул непривычно весело, – Видите? - и слегка поддел меня рукой, - На льдинах плывут свечи!
     Я всмотрелся в темноту. Далеко в середине реки, на самом фарватере, там, куда не достаёт мощь береговых огней, тяжело ползли льдины, выдавливая из себя скрадываемую осенней вечерней тьмой, но всё же едва заметную глазу белизну. А на льдинах весело и ярко желтели маленькие огоньки, словно кто-то и впрямь зажег свечи и пустил их в плаванье. На каждой льдине их было немного, штук по пять-шесть, но горели они так живо и так по-настоящему, что выглядело это всё как-то нереально и сказочно.  На несколько секунд я выпал из этого мира, а когда вернулся, то понял, что это лунный свет так причудливо и как-то выборочно отражался во льдах, даря нам этот небольшой, но такой тёплый сердцу кусочек времени. Я взглянул на него, он смотрел на реку и улыбался, а его глаза блестели и в них тоже отражался какой-то свет.
      - Это для неё.  – он сказал. – Это специально для неё зажгли.
     Я похлопал его по плечу и пошёл к себе. Возле ворот обернулся – он всё ещё стоял: один человек и один мир вокруг. И кто-то ещё, зажёгший для него эти свечи.
     А на утро выпал снег.
     Когда они шли куда-то вдвоём, то выглядело это немного неуклюже и как-то нелепо: она – семенящая мелким шагом, переваливающаяся с ноги на ногу, точно гусыня, в каких-то непонятного размера одеждах, испачканных, грязных и скомканных, как лист выкинутой бумаги, и он – высокий и тощий, весь в пёстрых, ворсистых лохмотьях, словно разбуженный посреди зимы медведь-шатун; слегка горбится и втягивает голову в плечи – стесняется занимаемого им места в пространстве. Иногда они держались за руки, и тогда моё сердце наполняло безразмерное чувство теплоты, в своей избыточности переливавшееся наружу и расползавшееся по всему телу, а уголки губ сами собой подпрыгивали вверх, крепясь на лице широкой и мягкой улыбкой. Она выглядела беззащитным карапузом, а он, слегка выдаваясь вперед, по-отечески заграждал её собой.  Так всё это смотрелось со стороны, когда они шли по территории мимо моей будки. 
      Возле трубы тепловой магистрали, проходящей вдоль самой кромки берега, они сладили себе палатку из какого-то непонятного разноцветного материала и коротали ночи в ней, зарюхавшись с головой во всевозможные, собранные со всех улиц города старые, драные одежды. Несколько раз я видел с ними совсем ещё маленькую белобрысую девчушку и немного обеспокоившись, решился спросить. «Это доча» - ответил он. И с этого самого его ответа внутри меня поселилось неприятное и нудящее чувство долга, заострившись до такой степени, что каждый раз, пуская свои мысли в вольный полёт, я постоянно натыкался на него и мне становилось не по себе, потому что: а правильно ли вообще, что она ходит с ними? Впрочем, вскоре это прекратилось – доча перестала появляться; я не спросил почему, но подумал, что так оно, конечно же, лучше.
     Для себя я решил, что буду с ними общаться всегда вежливо и уважительно и вообще помогать тем, чем смогу, потому что, хоть дочи больше и не было видно, но мне казалось что и им тоже я немного обязан. Всё-таки это не хорошо, когда ты имеешь то пусть даже самое обычное и естественное для большинства людей, что, собственно, и составляет основу нашего существования, а кто-то не имеет даже этого и живёт так, что смотреть на него в общем-то больно. Они просили у меня кипяток, соль, иногда приносили заваривать лапшу, но чаще отдавали на зарядку телефоны. Она всегда улыбалась и была приветлива, но что бросилось мне в глаза  с самого первого раза - ровные и очень белые зубы, несколько смешно и даже вычурно смотревшиеся на коричневом от загара и грязи лице. «Добрый день, поставь, пожалуйста, телефон», «А у тебя не будет случайно соли?», «Нам бы тут кипятку – картошку заварить». Он, что несколько резало моё ухо, обращался ко мне на вы: «Мы вам уже, наверно, надоели» - это про телефоны, «Витя, вы не знаете, где Константиныч?», «Можно взять лопату?». Работа для них иногда находилась тут же, на территории – подмести мусор, снести раскиданные по всем углам бутылки и коробки в мусорные баки, натаскать металлолома. Иногда директор их забирал с собой на целый день – строил дачу, и тогда вечером они шли обратно все вымазанные в какой-то ржавчине и растворе, с подранными штанами и рубахами. И он держал её за руку.
     Я никогда не заводил с ними долгих разговоров, и всё наше общение протекало в основном в несколько утилитарном русле. Мне очень хотелось избежать того момента, когда они меня попросят о чём-то, чего я не смогу сделать, скажем, в силу своей лени или жадности. Я почему-то был уверен, что такой момент обязательно настанет, и мне заранее было немного неудобно и стыдно перед ними. С каким же облегчением я вздохнул, когда однажды на её вопрос «У тебя не будет ста рублей занять до следующей смены?» ответил «Нет» и тут же подошёл к своей куртке, нащупав в кармане ровно ту сумму, которой мне хватало только на проезд до дома. Я никогда и не брал с собой больше. Это была их единственная просьба, которая превышала границы моих возможностей. В остальном всё было стандартно: телефоны и кипяток. По мере увеличения разнообразия моделей телефонов, отдаваемых мне на зарядку, моё чувство обязанности затухало всё больше и больше. Иные телефоны я бы, к примеру, не мог себе позволить.
     Ближе к октябрю месяцу ветер разметал их хлипенькую палатку, украсив её ошмётками близлежащие деревья и трубы, а сами они перебрались куда-то в другое место, но неподалёку, потому что как и прежде приносили телефоны и приходили подработать, если была такая возможность. Их лица и руки изрядно почернели – мыться было негде. Приветливая летом река, сейчас уже неприятно обжигала холодом. Сами они кутались в безразмерные рваные ватники и толстые трубоподобные штаны все в масляных, отливающих глянцем пятнах.
     В последний раз я видел её немного пьяную. Она пришла ко мне пошатываясь и протянула разобранный телефон с подзарядным в грязных, чёрных руках. Весело выругала телефон матом, хмельно улыбнулась и сказала, что завтра утром он придёт и заберёт его. 

****

      Вечером, после обхода, я люблю пройтись по берегу и посмотреть на реку, на то, как свет городских огней окрашивает небо во все оттенки лилового, и как огромные прожекторы и фонари расположенного по соседству завода мощно бьют вглубь реки, делая её по-дневному видной метров на двести-триста. Рыбаки любят это место и часто остаются с ночёвкой. Но это летом. В тот вечер не было никого. Я смотрел вдаль, и пытался сквозь ночную темь уловить абрисы далёких сопок, что мне едва удавалось. С верховьев реки огромными белыми полями вниз, к морю, сплавлялись льдины, крошась своей кромкой о бетонные опоры танкерного причала, соединённого с нашим берегом небольшим мосточком. Льдины были похожи на упавшие в воду облака. В воздухе пахло снегом. На небе буквой «с» висела жёлтая луна. Наше небольшое улово было полностью забито бело-серым льдом и кое-где на нём особо нетерпеливые любители подлёдного лова уже успели оставить свои следы.
     - Она умерла вчера.
     Он подошёл со стороны, бесшумно, и встал рядом.
     Слева, где-то в километре от нас, городская набережная, собрав в кучу все свои бесчисленные аттракционы, американские горки и чёртово колесо била высоко в небо плотным столбом света. 
     -Мы похоронили её сегодня. Сами. Никуда не звонили.
     С правой от нас стороны над рекой цепью огней нависал мост, порыкивавший время от времени гулом проходящих по нему поездов; шумели и всевозможные машины, отбивающие своими колесами незамысловатый ритм на дорожных стыках моста.
     Я ничего ему не отвечал. Я и не знал, что отвечать. Да и надо ли.
     Я смотрел на противоположный берег реки и видел два невдалеке друг от друга расположенных зелёных огонька. Что это? Неужели забыли погасить створы? Хотя створы зелёным вроде бы и не горят.
     -Надо найти себе друга. Тяжело одному. Без друга.
     Рядом с нами пыхтела высоченная кирпичная труба, выдувая из своей прокуренной пасти серый дым, на самом её верху, возле горловины, рубиновым ожерельем примостились густые, красные огни.
     - Гляньте, Витя, посмотрите! – он вдруг воскликнул непривычно весело, – Видите? - и слегка поддел меня рукой, - На льдинах плывут свечи!
     Я всмотрелся в темноту. Далеко в середине реки, на самом фарватере, там, куда не достаёт мощь береговых огней, тяжело ползли льдины, выдавливая из себя скрадываемую осенней вечерней тьмой, но всё же едва заметную глазу белизну. А на льдинах весело и ярко желтели маленькие огоньки, словно кто-то и впрямь зажег свечи и пустил их в плаванье. На каждой льдине их было немного, штук по пять-шесть, но горели они так живо и так по-настоящему, что выглядело это всё как-то нереально и сказочно.  На несколько секунд я выпал из этого мира, а когда вернулся, то понял, что это лунный свет так причудливо и как-то выборочно отражался во льдах, даря нам этот небольшой, но такой тёплый сердцу кусочек времени. Я взглянул на него, он смотрел на реку и улыбался, а его глаза блестели и в них тоже отражался какой-то свет.
     - Это для неё, – он сказал. – Это специально для неё зажгли.
     Я похлопал его по плечу и пошёл к себе. Возле ворот обернулся – он всё ещё стоял: один человек и один мир вокруг. И кто-то ещё, зажёгший для него эти свечи.

      А на утро выпал снег.

© Copyright: Евгений Жарков, 2016

Проза. ру   Свидетельство о публикации №216111301196   Печатается с любезного разрешения автора.

На главную