ОТ ДУШИ
Ну как ты, милая моя?
Уж столько лет живём на свете,
Что выросли до внуков дети,
И в новом месте якоря,
А я… А я всё повторяю
И знаю, что оно не зря:
«Ну, как живёшь, моя родная?
Ну как ты, милая моя?»
А годы что? А годы – птицы,
Они летят себе, летят.
На этих выцветших страницах
Всё та же ты, всё тот же я.
Так пусть он продолжает длиться,
Не нами писанный рассказ,
И сбудется, что должно сбыться!
Я ж повторяю всякий раз:
«Ну как ты, солнышко родное?
Ну как ты, милая моя?»
Словцо-то самое простое,
А так подходит для тебя,
Так нежно-нежно обнимает,
Как землю юная заря…
Как ты живёшь, моя родная?
Ну как ты, милая моя?
Уж вишню спелую роняет
Наш старый сад который год.
Приходит время – забывают…
Друзей, и тех наперечет
В живых осталось. Знаю, знаю.
Но всходят по весне поля,
Я ж, возрождаясь, повторяю:
«Ну как ты, милая моя?»
А помнишь, было и такое:
Там, на границах февраля,
(А может, раннею весною?)
Ручьями в город шли моря.
Весну дарили нам с избытком
Весенним щедрые края!
«Ну, как ты, милая моя?» –
Я произнёс тебе с улыбкой.
Ты не ответила. К моей
Груди щекой тогда прижалась,
И много, много, много дней
Всё это с нами продолжалось…
И продолжается теперь…
Светил и светит тот маяк!
И всё-таки, какая малость
Нужна для счастья, чтоб сказалось,
Чтоб вовремя оно сказалось,
Желанья сердца не тая:
«Ну как ты,
милая моя?»
4-9-2016
Терентiй Травнiкъ
Дорога сквозь рощу, кусты по краям.
Вода дождевая блестит в колеях.
Вода отражает небесную синь,
С дрожащими листьями
Дорога, сужаясь, выходит к поляне.
Поляна украшена чашей фонтана.
Фонтан с белокаменной в центре наядой
У входа в усадьбу, с колонн анфиладой.
Из окон усадьбы под брызги фонтана
Волшебные звуки лились фортепьяно.
Я слушал, не смея войти, у порога...
Вода дождевая... Сквозь рощу дорога.
Геннадий Головин. США.
Взрывают лёд на северной реке
Деревянным храмам Присвирья, которые мы не смогли сберечь на родной земле, посвящается * * * Взрывают лёд на северной реке. Эх, милые, ну где ж вы раньше были, Когда отсюда память увозили Под песни не на русском языке?!
Что медлили?! Открытая вода Не допустила б этого бесчинства И по святым законам материнства Уберегла б от чёрного стыда!
Но поздно… В растревоженной тайге Ревёт вода от огненной разлуки. А взрывом перемалывает звуки, Как мутный лёд на северной реке.
сайт "Свете Тихий". Алексей Гушан.
Ave, homo, morituri te salutant!
Да здравствует Человек,
идущие на смерть приветствуют тебя!
Воспеть куриную породу
Пришла пора в год Петуха.
Поддержим ветреную моду.
Печаль по-зимнему тиха…
О, ветер вдохновенья, я бы
О нём хотела рассказать!
Сойдите, солнечные ямбы,
Пролейся, чистая слеза!
Судьба его была близка нам.
Он в диком напряженье жил
Был бунтарём и хулиганом,
Но Человеку он служил!
Умолк Расин, Корнель, когда бы
Орла такого повстречал,
Осмыслил жизнь и подвиг Рябы,
Чей путь нас с детства восхищал!
В златые годы, в детстве раннем,
Получен горестный урок:
Был в сердце лицедеем ранен,
Плясал от муки плимутрок.
Петух бойцовский пал в сраженье.
Он был бесстрашен, как Ахилл:
Теряя кровь и оперенье,
О милости не попросил.
Напротив – шёл с высоким килем –
Он гордым был, как матадор.
Шаги в бессмертие легки ли?
И так ли прост лихой задор?
Леггорны, брамы, виандоты
(О как же боль мне превозмочь?)
Под нож легли, как гугеноты
В Варфоломеевскую ночь!
Прощал нас благородный кочет…
Петух – судьбы моей звено!
Пусть он сегодня напророчет
Найти жемчужное зерно!
Петун, петёк, драчун, засланец –
Любовно величаем Вас!
Ангажемент на белый танец –
Позвольте пригласить на вальс!
Забудем, Gallus, наши ссоры!
Звезда полночная, гори!
Звенят серебряные шпоры,
И раз-два-три, и раз-два-три!
Н. Гребенюкова. Хабаровск.
Струны тронула вдруг так тихонечко грусть,
Перебором вздохнула гитара.
И как жалобный стон две струны в унисон,
И свеча, загрустив, задрожала.
Воск слезою стекал, ветер в такт завывал,
И с гитарой душа разрывалась.
В песне не было слов, как и не было снов,
Лишь молитвой безмолвной осталась.
Крючков Валерий.
Как простить, как спастись? Переборы лились,
И свеча догорала, рыдая.
Ветер плакал в трубе о несчастной судьбе,
Лишь порывом свечу колыхая.
Стихли звуки в ночи: посидим, помолчим,
Сердца боль пусть немного уймётся,
Пусть очистит глаза покаянья слеза
И молитвою в сердце вернётся.
Вспоминал во время заупокойной службы тех, кто уже не с нами. Невольно обратил внимание: как же изменился приход за четверть века… В храме много молодежи, есть уже и воскресная школа для совсем маленьких христиан. Радует и количество мужчин. Как-то даже на одной из служб заметил что-то необычное, но не мог понять: что именно? Пономарь подсказал: в храме на службе больше мужчин, чем женщин. Однако по-прежнему преобладают люди пенсионного возраста.
Принято жаловаться на молодёжь. А я вот хочу поскорбеть о том, что не те пошли пенсионеры, не те. Но оно и понятно: ведь на каждом из нас остается отпечаток той идеологии, в которой мы росли и воспитывались. Особенно в школьный период жизни. Мне кажется, в них не хватает некой мягкости, задушевности, что ли. Зато решительности, четкости и целеустремлённости – хоть отбавляй! Конечно, это лишь мой личный взгляд. Уж никак не критика и не попытка выяснить: кто лучше и кто хуже? Просто поколение это другое.
Поделюсь моими наблюдениями. Вот есть один яркий пример христианского послушания. Пожаловалась как-то одна женщина, на себя перед причастием, что испытывает злорадство по поводу поломки у соседа распрыскивателя от колорадского жука (не то беда, что у меня корова умерла, а то, что у соседа отелилась). На мой резонный ответ, дескать, надо поделиться своим, обнаружилось, что вражда с соседом давняя – и уже перешла в фазу молчаливой блокады. Простым языком говоря, не общаются они уже давно. Точную причину за давностью начала сражения установить не удалось. Помнит только, что связано как-то с межой (это линия разграничения земельных угодий).
Объясняю о невозможности в таком состоянии приступать к причастию. Да и вообще: как же она «Отче наш» читает? Ведь одно из условий прощения грехов перед Богом – это прощение своего ближнего («и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим…»).
– Что же делать? Я говела, готовилась, приехала – и на тебе…
– Давайте заключим сделку: я вас допущу к причастию, а вы пообещаете выполнить мой наказ?
После недолгих колебаний (ну что батюшка такого может заставить сделать, он же служитель Божий, ну акафист почитать какой-нибудь), она согласилась. А зря: иногда я бываю очень изобретательным.
– Как приедете домой, – говорю я ей, – испеките шарлотку и угостите соседа!
– Да вы что!? Это невозможно!
– Ну почему же: шарлотку даже я могу испечь. Хотите, дам рецепт? Уговор дороже денег! Вы пообещали!
Через неделю подходит она с сияющим лицом и сообщает, что задание выполнено!
– Неужто помирились?
– Ага! Как же! Он мне эту шарлотку на голову надел. Да ещё и прибавил: отравить меня решила, карга старая?
А дальше – русские лингвистические конструкции, которые ни в храме, ни в печатном издании не говорят и не пишут.
– Отчего же радуетесь?
– Так это, права я оказалась! Не дало это ничегошеньки.
– Но как же, – отвечаю, – разве вы ему не ответили?
– Почему же, ответила!
– Вот видите, вы разговаривать уже начали! А до этого и не здоровались! И что же вы ему сказали?
– Батюшка, мне стыдно в храме это повторять.
– Ага, – говорю, – опять нагрешили? Значит так: даю задание посложнее. Теперь испеките торт «Безе». Я уж и рецепт приготовил.
Честно говоря, я грешным делом подумал, что больше её не увижу у себя в храме. Однако, слава Богу, ошибся. Приехала, подходит с озабоченным лицом и говорит:
– Как вы догадались, что он не наденет торт мне на голову? Я уж приготовилась: голову специально не мыла, воды нагрела. А он так посмотрел задумчиво на меня, попросил, что бы я сначала сама попробовала. И ничего, стал сам есть и нахваливать!
Одним словом, наладились у них отношения. К чему это я? Перед постом есть обычай просить прощения. Ничего нового я не придумал. Только усложнил задачу: поменял блины на тортики. Ведь не зря же перед постом ходят к тёще на блины? А первый блин всегда комом…