Литературный кружок "Жемчужное Слово"

Наше творчество № 6

назад в Архив

Авторы:

Стихи: "Среди пыльных дорог" - В. Шафронская; "Безумцы" - Н. Красюкова; "Листая..." - А.Г. Сидоров; "Симфония дождя" - А. Медведев; "Окунусь в туманы" - Б. Юдин. "Как тяжело..." - Е. Гайдукова;

Рассказы: - "Хам" - Т. Малеевская; "Станция Безымянная" - С. Криворотов.

ХАМ  

       Весь день Чебуреков мысленно шёл к редактору газеты «Редкое Слово»... Мысленно предвкушал встречу с ним... вернее, её финал. И терпеливо ждал своего часа.

         Все его надежды опубликовать заметку о происшествии на литературном вечере русской общины давно рухнули. Правда, не один Наумов отвергал его рукопись. В других южно-американских редакциях говорили то же самое, мол, написано безграмотно. Но задел его за живое всё-таки Наумов, этот «хам безродный», как называл его за глаза Чебуреков.

         - Сударь, почему вы упорно пишете «убейство»... через «Е»..? – спросил как-то Наумов. - Вы уже в шестой раз приносите мне те же самые ошибки...

         - Помилуйте, господин хороший, ведь есть же слово «убЕй». Через «Е». Значит, всё правильно.

         - Послушайте, а кто вас, собственно, э-э-э... просил писать? Ведь, это удел журналистов, репортёров. А вы, как я слышал... э-э-э... Да и на вечере, где произошло убийство, вы не были в числе гостей.

         - А чего... у нас, в Неваде земля тоже слухом полнится, - самодовольно усмехнулся Чебуреков.

         - Да, но ведь этот случай - давно уже не новость.

         - Ну так чего ж... новости можно подавать по-разному.

         - Всё так, любезный... да только смотря  г д е  их подавать.

         Вот это «где» и задело Чебурекова до глубины души: малейший намёк на его лакейство, и он мог человека возненавидеть.

         Однако, Чебуреков был не из тех, кто легко сдаётся. Прошёл месяц. И вот сегодня, предвкушая свой заветный час, он опять отправился в редакцию. И на сей раз он не плёлся уныло, а шёл бодрым, чуть виляющим шагом. И вся его тридцатилетняя, среднего роста, худощавая фигура выражала что-то новое – не то торжество, не то какое-то залихватское наплевательство... как если бы он собирался не шапку ломать в «Редком Слове», а побеждать.

         И всё же у входа в редакцию решительность покинула Чебурекова. Даже сознание, что в ресторанах Невады он деньжат нажил, и знакомства влиятельные завёл - не помогало, потому что «хаму-редактору» не было до этого никакого дела. «Талант подавайте мне, талант!», - твердил Наумов каждый раз, точно одержимый, как будто этот самый «талант» можно вот так вот - просто найти, ну, поднять на улице, или даже купить по-дешёвке...

         И всё-таки его карта ещё не бита, - Чебуреков даже выпрямился при мысли, что у него есть нечто, что он таит про запас, держит до нужного часа. Только бы Василий, приятель из типографии не подвёл, подоспел вовремя...

         По тёмной скрипучей лестнице Чебуреков добрался до «святая святых». В полумраке пыльной комнаты его встретил треск пишущих машинок, где-то за грудой бумаг маячила секретарша Зиночка.

         Ловко лавируя между столов, прочь отодвинув с дороги перепуганную Зиночку, Чебуреков прошёл к заветной двери. На двери - медная дощечка: «Главный редактор – П.О. Наумов». На секунду Чебуреков зажмурился. Потом открыл глаза и прочитал надпись ещё раз, по складам, точно к слову «редактор» примерял другую фамилию.

         Страшновато стало, да и не зависит он теперь от прихоти Наумова, - в самую пору повернуть назад! Но уж очень хотелось Чебурекову увидеть свою заметку в печати. Была не была, авось...

         Заложив по привычке левую руку за спину, выпятив грудь колесом, Чебуреков театральным жестом - без стука - приоткрыл дверь и вошёл в кабинет.

         И тут же застыл. Даже мурашки поползли по спине.

         Но, как видно, Наумов не заметил вошедшего. Сутулясь в просиженном кресле, точно изнемогая под тяжестью редакторских забот, продолжал что-то писать. Звякнул телефон. Не отрываясь от занятия, и даже не взглянув на аппарат, Наумов схватил трубку и - тут же прижал её обратно, точно пойманную мышь.

         Не отходя от двери, Чебуреков рассматривал своего заклятого врага, от которого до сегодняшнего дня зависела его писательская судьба. Но сегодня он ему покажет... Однако, надо же, наконец, обратить на себя внимание.

         Чебуреков осторожно кашлянул. Редактор окинул вошедшего быстрым, напряжённым взглядом, и опять вернулся к своему занятию. Чебуреков замялся у двери, аккуратно переступил с ноги на ногу.

         Вдруг Наумов резко вздрогнул и в недоумении уставился на вошедшего:

         - Как это, опять – вы? И кто же вас пропустил? – недовольно пробурчал он. Потом, уронив голову на руки, в изнеможении простонал: - Зина, а, Зина, ведь уволю!

         - Потап Осипыч, ну, по старой дружбе... – привычным, заискивающим тоном начал Чебуреков.

         - Да какая, к чёрту, дружба! Много вас там всяких... ликёры-подающих... В седьмой раз повторяю: загромождать газету мусором не могу – н е  м о г у. Не буду!

         Напряжение разорвал треск телефона.

         - Да, да. Только исправьте малость... Тогда, разумеется, пойдёт...

         Щёлкнула трубка, разговор окончен. Но телефон тут же зазвонил опять.

         Ярость начала обуревать Чебурекова. С трудом сдерживая себя, он стал покачиваться с носок на пятки, с пяток на носки, и переводил дух. «Хам! Безродный хам! – мысленно негодовал он. - Не то что сесть, даже к столу не предлагает подойти! Ну, подожди... пусть только Василий придёт...»

         Трубка опять щёлкнула. Чебуреков воспользовался паузой:

         - Понятное дело, я университетов не кончал...

         Опять треск телефона:

         - Слушаю. Нет, рецензий не выдаём. Послушайте, любезный, что вы себе там...

         Как видно, на этот раз трубка крепко щёлкнула на другом конце провода, так как Наумов на секунду остолбенел, отпрянул, и с удивлением уставился на аппарат.

         «А-а, браток... значит, кто-то тебе выдал... поделом, поделом!», - подумал Чебуреков, старательно скрывая злорадную улыбку. «Однако, теперь, или никогда!» - он сделал движение к редакторскому столу; успел подсунуть под редакторский локоть невезучую заметку; мог бы даже и сесть... без приглашения, разумеется, но удивлённый взгляд Наумова остановил его на месте.

         Заметив перед собой злополучную рукопись, редактор недовольно поморщился:

         - Вы всё ещё здесь..? – метнул он взгляд на Чебурекова. Хотел ещё что-то добавить, но в это время опять зазвонил телефон.

         - Ах, да... Поздравляю, поздравляю! Талант всегда ценим. Да, да, в следующий номер...

         - Сударь! Да явите же вы, наконец, Божескую милость... – просящим голосом прервал редактора Чебуреков.

         - Послушайте, любезный, - вкрадчиво начал Наумов, кладя трубку на место, - ведь вы такую карьеру забросили! О невадском ресторане нам постоянно присылают хорошие отзывы, да и вас там разок поминали...

         При этих словах, «и вас разок поминали», Чебуреков с гордостью выпрямился, даже грудь больше выпятил: а что – он и впрямь считался самым расторопным и толковым лакеем. Но Василий, гад этакий: как же - без него - поднести Наумову сюрприз: мол, он, Чебуреков, ещё кой-чего может?!

         Однако, судьба бывает милостива даже к лакеям. Не успел Чебуреков и рта раскрыть, чтобы разом выпалить свою новость, как - оттолкнув секретаршу - в кабинет ввалился Василий.

         - Вот, сударь, пожалуйте-с...

         Хватая пакет из рук Василия, Чебуреков развязно шагнул к столу редактора. Неспеша распечатал пачку только что изданных, с о б с т в е н н ы х  газет...

         - Накось, коллега, выкуси! Теперь и мы в  р е д а к т о р а х  посидим! Без ваших, всяких там университетов...

         Затем повернулся на каблуке и с достоинством вышел из кабинета.

Тамара Малеевская.    Брисбен 2010 г.

Станция Безымянная

Рассказ.

«На дальней  станции сойду…» - Из песни.

         Станция Безымянная - вот куда бы поехать, вот что ему надо. Не просто посёлок без наз-вания, а совершенно особенное место. И оно само, и всё, что находится там, не имеет названия. Точно известно только, что там есть и зелёная трава, и тенистые деревья. Просто трава, а не какая-нибудь «люцерна», деревья, а не клёны или дубы. Каждый, шагнув на перрон станции Безымянной, тоже становится безымянным, просто человеком, человеком вообще, а не Васей или Митей в частности. И воздух там особый, на станции Безымянной, просто воздух как воз-дух, вовсе не смесь сернистого ангидрида с чем-нибудь похуже, взвешенном в азоте, кислороде и двуокиси углерода. Воздух без пыли, просто воздух. И от тех дождей, что идут над станцией Безымянной, не облезет краска на заборах и домах, домах без номеров, с открытыми дверями.

         И улыбки у живущих на станции Безымянной тоже безымянные, люди улыбаются там про-сто так, безо всякой видимой причины, не в силу обстоятельств и не из вежливости, а потому, что им хорошо. И даже облака, разбросанные по небу лёгкими штрихами или тяжелыми клочь-ями ваты – просто облака, а не «перистые» или «кучевые».

         Там говорят друг другу «ты» или вообще ничего не говорят, потому что почти все слова что-то да означают, что-то именуют, а там ничего не надо называть по имени, все понятно и так, без слов, как жест, как протянутая рука с открытой ладонью.

         Никто не произносит там трескучих фраз и бьющих по ушам названий. Мнения там не на-вязывают: ими, если уж возникает такая потребность, просто обмениваются, как рукопожати-ями, и от этого они нисколько не теряют своего содержания.

         Станция Безымянная - вот куда бы поехать, но она не конечная, можно проскочить, прозе-вать в мелькании телеграфных столбов или серых буден. И когда вдруг оказывается именно так, поздно нажимать на стоп-кран. Как ему хотелось туда! Виноград там просто виноград, и вино там тоже просто вино, так же, как хлеб, так же, как молоко, и речка там тоже просто реч-ка, как и вода, и рыба в ней тоже просто вода и рыба. Там есть колодцы, в которых вода до того вкусная и холодная, что захватывает дух, когда пьёшь. Синие вечера сменяют летом красные закаты, и падают над станцией Безымянной просто звёзды без названий, обыкновенные звёзды, увидев которые, загадывают желания...

         Ночью небо там усыпано звездами, как нигде, и они так красивы, что не нуждаются в назва-ниях, Никому не придёт здесь в голову выделить из этих россыпей семь звёздочек и назвать их «черпаком Большой Медведицы» или сделать ещё что-нибудь столь же нелепое. Вся масса звёзд, драгоценных точек, сверкает над станцией Безымянной в черноте ночи. Запахи смешива-ются в ночном воздухе, как мошки под фонарём на перроне, и нельзя, просто невозможно дать какое-то название этому одному запаху станции Безымянной. В общем, эта станция – окно в совершенно другой и все же такой знакомый с детства мир.

         Он рвался туда всем своим существом, подозревая, что и другие хотят того же, но не пока-зывают вида.

         Конечно же, там действуют те же законы природы, что и повсюду на Земле: направляясь туда, глупо надеяться, что окажешься в невесомости или начнёшь ходить вверх ногами. Сила тяжести там нисколько не меньше и не больше, чем в том месте, где вы находитесь сейчас, масса вещества и энергия сохраняются точно так же, как везде. Но только никому из живущих на станции Безымянной до этого нет совершенно никакого дела. Они живут, просто живут, и их, несмотря на это, никак не назовешь бездельниками. Поехать бы к ним, чтобы жить, как они, пить воду из их колодцев и делать то, что надо для такой жизни, и нисколько не больше. 

         Там ничего не купишь и не продашь. Вещи там просто вещи, они не утратили своей сущно-сти, хотя на станции Безымянной нет понятия «ценности», «цены».

         Только не надо думать, что булки растут там на деревьях, а куры несут исключительно золотые яйца. Конечно нет, но земля там плодородная и чёрная и не остается в долгу перед теми, кто её обрабатывает.

         Но вот что беспокоило его больше прочего: допустим, он даже доберётся до этой станции и не пропустит, не проспит и не прозевает мига стоянки поезда у ее перрона. Вопрос в другом: пустят ли его на станцию Безымянную? Откинет ли проводник подножку и разрешит ли спрыг-нуть с поезда? Может быть, она пронесётся мимо сверхскоростного поезда жизни, мигнув туск-лыми огоньками в ночи? Но, нет, он не вправе так думать, он все же поедет туда, в единственно известное ему место, где каждый перерастает своё «я» и становится Человеком.

         Тем страшнее осознать однажды, что ты нисколько не придвинулся к своей цели. Станция Безымянная недосягаемо манит где-то вдали за туманами и тридесятыми землями. А ты даже ещё не в поезде, а в лучшем случае, всего лишь на вокзале. И тогда надо собраться, бросить все и взять билет туда, куда позовёт Её Величество Безымянность. Скоростной экспресс рванёт тебя навстречу цели, а ты будешь в купе пить русский чай с сахаром, считая мелькающие за окном столбы, а то и рассказывать анекдоты молоденькой проводнице. Впрочем, весьма веро-ятно, что на её месте может оказаться особа более почтенного возраста, по лицу которой труд-но будет догадаться, за кого она вас принимает. Как бы то ни было, поезд понесётся вперёд, наматывая со стуком километры на свои железные колёса.

         Так он и сделал. Взял билет и сел в поезд. В окне купе поплыл назад, ускоряясь до полного исчезновения, перрон, заполненный лицами и машущими в прощании руками, но для него совершенно пустой - его никто не провожал в этот раз. Сидел, пил сладкий чай и смотрел в окно, вскакивая каждый раз, чтобы узнать, какая станция будет следующей. Понеслись мимо столбы, деревья, потом поползла, развертываясь, степь, принимая в себя ввинчивающийся со скоростью поезд. Когда стемнело, замелькали за окном вспышки огоньков, исчезая позади, словно в прошлом, а зажегшийся ночник излучал ожидание.

         На исходе первых суток он рассказал два анекдота проводнице, а на исходе вторых вышел на перрон станции Безымянной. Это была она и не она. Едва он ступил на столько раз снив-шийся перрон, как двое рабочих, подставив лестницу, полезли снимать вывеску над маленьким вокзалом, и слова «Станция Безымянная» сменились другим, более конкретным названием.

         - Ваши документы, - вежливо козырнул подошедший милиционер дежурный по перрону.

         - Но почему? - удивился прибывший. - Разве я не приобрел безымянность, ступив на ваш перрон? Разве, эта станция не Безымянная?

         - Увы, уже нет.

         - Как же так? – беспомощно оглянулся на поезд, уносивший вдаль его ожидания. – Как же может так быть? Значит, все, что рассказывают о вашей станции, неправда?

         - Видите ли, - вежливо объяснил милиционер, - всё, что вы знаете о бывшей Безымянной станции - сущая правда. Но слишком уж много нашлось желающих поселиться здесь. С каж-дым днём поток приезжавших возрастал. Возле станции вырос целый городок, вы можете в том убедиться. И вот количество переросло в качество – станция Безымянная утратила свои необы-чные свойства и перестала быть Безымянной как раз в момент вашего прибытия. Возможно, вы и есть та последняя капля, переполнившая чашу возможной безымянности этого места. В лю-бом случае нам нужно знать ваше имя, отчество и фамилию. Ведь ими будут названы главная площадь и улица нового города, родившегося с вашим появлением из станции Безымянной.

         - Кажется, я всё понял, - вздохнул прибывший, протягивая свои документы. - Скажите, ког-да будет обратный поезд?

         Он посмотрел на молодого парня в милицейской форме, читавшего его документы, на маленький облезлый вокзал, на серое небо над ним, зелень садов, окружавших станцию, не сознавая ещё, что и возвращаться-то никуда не надо, потому что здесь ждало то, от чего он уезжал.

         В воздухе повис перестук молотков: на домиках, подступивших к железнодорожному полотну, вешали названия улиц нового города.

С.Е. КРИВОРОТОВ.   Астрахань.